Книга Путь Светлячка  - Юлия Монакова

А вот когда съёмки близились к завершению, и начались проблемы…

Сначала Светлана узнала, что беременна.

Она всегда тщательно следила за своим циклом, отмечая эти дни в маленьком календарике, что было обусловлено не столько её аккуратностью и щепетильностью, сколько чисто профессиональной необходимостью. Утверждая график собственных съёмок, Светлана должна была знать, что, к примеру, во время месячных ей не придётся дефилировать в купальнике и плавать в бассейне, или выполнять какие-нибудь сложные трюки, сопряжённые с большой физической нагрузкой. Поэтому даже небольшую задержку она заметила сразу же.

Сходив к гинекологу, она получила подтверждение своим подозрениям и равнодушный вопрос: «Ребёнка оставлять будете? Пока ещё есть время для прерывания». Светлана поразилась будничности, даже скуке, звучащей в голосе докторицы. Она отчаянно замотала головой, давая понять, что о прерывании не может быть и речи, а затем торопливо натянула трусики и сжала колени, точно опасалась, что её заставят сделать аборт немедленно, силой, прямо в кабинете.

Известие о беременности одновременно и обрадовало, и испугало, и огорчило Светлану. Обрадовало — потому что она любила детей и, разумеется, мечтала, что когда-нибудь они у неё появятся. Испугало же потому, что она не ожидала такого быстрого наступления этого самого «когда-нибудь», она не была готова к этому морально. Огорчило — потому что это означало прекращение съёмок как минимум на год, а то и дольше. К тому же, Светлана сомневалась, что Илья станет ей в этом деле поддержкой и опорой — роль идеального отца была последней, в которой его можно было себе представить. Ещё непонятно, как он воспримет эту новость…

Илья отреагировал довольно своеобразно — поинтересовался, а точно ли Светлана уверена, что ребёнок от него. Ей захотелось его ударить. Не влепить банальную пощёчину, а изо всей силы заехать кулаком по физиономии. Она даже спрятала руки за спину, чтобы избежать соблазна — искушение было слишком велико. По её лицу Илья понял, что перегнул палку, и поспешил сгладить неловкий момент:

— Ну ладно, ладно, прости… Ляпнул не подумав. Но… чёрт, нам же, наверное, ещё рано становиться родителями?!

— Тебе всегда будет рано, — холодно отозвалась Светлана. — Пока ты не нагуляешься… Только потом, боюсь, детей делать будет уже нечем.

Илья почесал подбородок, задумчиво рассматривая пока ещё плоский живот своей жены.

— То есть, ты предлагаешь оставить ребёнка?

Она даже отшатнулась.

— А ты что, хотел отправить меня на аборт?

— Ничего я не хотел, — заюлил он. — Просто спросил. Мало ли… Может, ты сама не горишь желанием впрягаться в эту каторгу с пелёнками-распашонками.

— Не горю, — согласилась она, — но ребёнка оставлю. Это окончательное решение. Так что начинай понемногу привыкать к новой роли, папаша, — добавила она презрительно.

Впрочем, с бабушкой её будущему ребёнку повезло ещё меньше. Выкроив свободный денёк у себя в графике, Светлана поехала к матери в Речной — очень уж ей требовалось поделиться хоть с кем-нибудь, услышать слова поддержки и уверения, что всё будет хорошо. Подруг у неё не было, распространяться о своём интересном положении перед случайными приятельницами и коллегами тем более не хотелось — но мама… мама же должна её понять? Как женщина — женщину?..

Да, они никогда не были особо близки, а после Тёминой гибели и вовсе отдалились друг от друга: не специально, просто мама сама закрылась от общения с дочерью. Она не желала ни вспоминать, ни говорить о Тёме. Ей, конечно, было слишком тяжело и больно думать о сыне, Светлана это понимала. Но приезжать к матери стала всё реже и реже.

Полгода назад мама решила обменять квартиру с доплатой — и переехала в однокомнатную, в другой район, где ничего больше не напоминало о её старой жизни. Она и работу сменила, уйдя с должности инженера и устроившись простой нянечкой в детском саду, недалеко от дома. Если бы у неё оставались друзья и близкие — они непременно покрутили бы пальцем у виска, но теперь крутить было некому. У неё, как и у дочери, совсем не осталось подруг: после предательства Костровой она перестала с кем-либо сближаться, а Шульман эмигрировала в Израиль.

Узнав о беременности Светланы, мать устремила на неё недоумевающий взгляд:

— А что ты хочешь от меня услышать? Поздравления?

Светлана даже растерялась от такого вопроса.

— Ну… я не знаю. Могла бы, в принципе, и поздравить. Вроде как приятная новость…

— Приятная? — женщина горько рассмеялась. — Да что приятного в материнстве? Сказочки всё это… Впереди тебя ждёт адская усталость, ежедневный труд и бесконечная рутина. Ты действительно хочешь во всё это ввязаться?

Светлана поднялась с дивана, на котором сидела.

— Спасибо за поддержку, мама. Я, пожалуй, поеду.

— А твой нездоровый образ жизни? — пригвоздила её мать вопросом в спину. Светлана замерла.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты же пьёшь, — безжалостно припечатала мама, — и пьёшь много, я это знаю. Актёры всегда пьют, это всем отлично известно. К тому же, твой муж, насколько я могу судить со стороны, и в грош тебя не ставит, — этими злыми, обидными словами она словно мстила за собственное поруганное достоинство, за свою неудавшуюся женскую судьбу. — Ну какой из него отец? Да и из тебя мать, прямо скажем… не ахти.

«Ну какая из тебя актриса, Светка?» — зазвучало у Светланы в ушах. Именно это говорила ей мама много лет назад. И вот теперь: «Ну какая из тебя мать?»

— Твоя вера в собственного ребёнка просто поразительна, — тихо сказала Светлана, покачав головой. — Возможно, я и в самом деле не стану лучшей в мире мамой… Но… господи, у кого мне можно было этому научиться?!

Она вылетела за дверь, не оборачиваясь.

Вскоре наступил период тяжелейшего токсикоза.

Обоняние у Светланы обострилось до предела. Её тошнило даже от слабого, еле уловимого запаха, а уж от резкого и сильного моментально выворачивало наизнанку. Она невыносимо страдала, когда сосед по лестничной площадке выводил гулять свою собаку — через дверь отвратительно несло мокрой псиной. Если же на кухне Илья вскрывал банку шпрот, Светлане казалось, что воняет даже в спальне. Её мутило, когда она приоткрывала дверцу холодильника. В подъезде тошнило от запаха мокрых тряпок, которыми моют пол, и кошачьей мочи. Даже когда Светлана просто чистила зубы над раковиной, желудок протестующе сжимался в тугой комок.

Ходить в магазины за продуктами стало мучением: там повсюду чем-то пахло. Колбасой, сырой рыбой, маслом, подмёрзшей картошкой и разбитыми яйцами. Даже столь любимый прежде запах молочного коктейля, напоминающий ей о детстве, теперь не вызывал ничего, кроме мучительного спазма в горле.

На съёмочной площадке Светлана то зеленела, то бледнела, боясь, что хлопнется в обморок, и щипала себя изо всех сил, чтобы прийти в чувство. Благо, до конца съёмок оставалось совсем немного, и она мечтала только об одном — завершить работу благополучно.